— По этой логике, браслеты должны проявиться как минимум сейчас, но их нет! Взгляни уже правде в глаза. Ты дорог мне, я важна для тебя. Это главное. А не поиски этой запропащей истинности.

— Ложь, — спокойно парировал Маркус. — Я люблю тебя, а ты меня. И мы истинные. Я слышу, как бьется твое сердце. По запаху на расстоянии скажу, довольна ты или грустишь. Мы волки, но с другими сородичами, даже женского пола, это так не работает… Браслетов нет, потому что ты их запретила. Ты в них не веришь.

Спорить с ним невозможно. Проще столкнуть с лестницы. И с письмами тоже путаница. Ни он, ни я не смогли подтвердить, что каждый рассказывал о том периоде нашего общения. Я сожгла шкатулку с его письмами после того, как он женился, и больше не хранила. Он же вдруг обнаружил, что «надежно защищенный» архив испарился из встроенного в шкаф сейфа. Маркус винил в этом Элоизу, считая, что она вскрыла отражающую сеть и забрала его личную переписку, чтобы впоследствии доказать свое право жить отдельно.

Факт оставался фактом. Писем не было.

— Хорошо. Мы же можем пошагово восстановить всю картину, — предлагал мужчина. — Первые лет пять оба продолжали учиться. А дальше «истинные» объявились, как по заказу, мы оба в это не верили. Ты особенно яростно. На какой срок ты отлучила меня от себя? Думаю, что сейчас я бы не вытерпел, повторись такое снова.

— Всего-то на десять лет! Я хотела спокойно доучиться, совсем девчонка. Но в твоих письмах Элоизы стало слишком много. Вы вместе то, вы вместе туда. Я переживала и успокаивала себя тем, что, если чувства настоящие, то так быстро не увянут. Это я про нас если что.

— Это неправда. Я встречал ее от силы пару раз за год на светских мероприятиях. Фотографы всегда набегали толпой. Тогда от меня ждали, что я скоро покажу невесту. Не собирался идти ни у кого на поводу, ждал тебя.

— А я это помню иначе. После смерти Фредерика тебя будто подменили. Письма приходили реже, исчезли смешливые интонации. Как отчеты сдавал. В какой-то момент я поняла, что сломалась, и написала тебе. Умоляла о встрече, но ты ничего ответил. Молчал целый месяц. Я уже не пила таблетки. И эмоции оказались таким яркими, жуткими. Много раз представляла, что я, как мама, выхожу из окна. Что неумеха и ничтожество. Папа все время дежурил рядом. Сам. Тогда он не доверял никаким няньками и гувернанткам. Да я их уже и переросла.

Маркус взвился в воздух и приземлился на белоснежные простыни уже монстром. Какой волосатый. Среди деревьев это не так заметно. Он сжимал и разжимал огромные кулаки.

— Я недолюбливал Рудольфа. Подозревал, что все это дело его проворных лап. Но сейчас я вижу, что был не прав. Он фанатично любит тебя, и никогда бы не пошел на такое. Не заставил бы страдать, — из его горла вырывались искаженные, однако понятные фразы. — Я не получал того письма. Я писал тебе два раза в неделю, считая, что после того несчастья ты остро нуждаешься в моей поддержке.

Я погладила его по широкому лбу, сосчитала на нем складочки. Потрепала высокие заостренные уши. Нет никаких сил сомневаться в его словах. Я все обдумаю потом. Это прошлое. Оно оплакано и закопано. А он здесь, мое беззащитное чудовище.

— Тогда я выбрала жизнь и взяла на себя обет.

— Я пытался, искал встречи, но Вольфдерлайн не пустил меня на порог и пригрозил войной. Дал клятву, что это полностью твое решение и ты не желаешь меня видеть.

— Так оно и было, — пробормотала я.

Отчего-то сейчас наша несостоявшаяся встреча казалась главной ошибкой. Один из нас все же был обязан ее добиться.

— Я тоже выбрал жизнь. И сделал предложение будущей жене. Родители умерли. Тогда же появились первые признаки аффликции. Я гнал их, считая, что во что бы то ни стало должен вытащить нас всех. Сберечь покой, о котором ты попросила… Наш брак принято считать ошибкой и уродством. Но я не уверен, что дожил бы до сегодняшнего дня, ни подари она мне детей и с ними новый смысл. Ты писала, что ты в порядке. И свое призвание ты нашла.

Я погладила его по голове. Не говорить же о том, как тогда я боялась просыпаться по ночам. Как сидела не в состоянии сползти с кровати. Везде мне мерещилась кровь. Я действительно выторговала у судьбы десятилетия внутреннего спокойствия.

Меня интересовало, что он думает об участии Элоизы и Фредерика в получении тех свидетельств с, как он утверждал, поддельным лотосом. Слова Стефана о том, что мама страдала от чувства вины по отношению ко мне, не давали покоя. Зная сестру, можно предположить, что она задела меня как-то очень сильно — иначе бы даже не обратила внимания.

Но напрямую обратиться со своими подозрениями к Маркусу я все равно не решалась.

В нос ударил знакомый запах. И рядом аромат вампира — измененный, другой. Преодолев очередной лестничный пролет, я вслед за Маркусом выскочила прямо на папу. Детей мы предусмотрительно оставили на улице.

Ну что же, на меня с легкой усмешкой, за которой пряталось беспокойство, глядел отец. За эту неделю, если верить обонянию, с ним ничего и не происходило. Пах он абсолютно так же, как когда мы вместе ходили по магазинам или обедали. У его ног скорчился оглушенный Арменроут — не пораненный, и на том спасибо.

— Мальчишка за нами подглядывал, представляешь? Ты когда-нибудь слышала об оборотнях-вуайеристах, Дара? Еще один псих в твою коллекцию, — с досадой произнес родитель. Только потом он соизволил заметить Маркуса. — Дер Варр, а по воспитательной работе теперь вы. Не завидую.

Арменроут протяжно застонал. И то ли потряс головой, отвергая обвинение, то ли потряс, чтобы прийти в себя.

— Папа, он еще мал. Что ты себе позволяешь! А что вы себе позволили, графиня…, — в этот момент меня перестало волновать, что студенты набросились на нее сами.

Аделаида стояла за спиной отца. Немного схуднувшая и порядком помолодевшая. И разносила запах имбирного пирога. Со старым сундуком покончено? Да у нас метаморфозы. Я наконец определилась с мнением насчет этой женщиной. Ее внимательный, цепкий взгляд мне неприятен.

Маркус лишь вздохнул и похлопал меня по плечу, от чего папа заметно скривился.

Глава 14.Огонь и Луна

— Не надо так на меня смотреть, — ворчал отец, когда мы в окружении детворы шли к своему домику. Аделаида, к моему облегчению, вернулась к себе и перестала смущать своим присутствием.

Я ждала, что папа возьмется переводить стрелки, однако он старался игнорировать Маркуса и отводил взгляд от меня. Ректор выделил ему отдельные апартаменты в новом здании комплекса, в жилом крыле. Просторные и с видом на парк, но родитель, по понятным причинам, даже там не был.

И сейчас меня заботило другое: сочтет ли он нужным выкручиваться и как объяснит окружающим, да и себе тоже, эту вопиющую ситуацию. Графиня вела себя спокойно и хотя бы не угрожала судом на Совете магов. И это тоже настораживало. Как будто они вели игру, понятную лишь им двоим.

В такие минуты мне необходимо слышать мнение Маркуса. А вместо него — только голос собственной совести, утверждающий, что я, как пустоголовая овечка, все время ищу авторитет, за которым можно спрятаться. Хорошо, что Маркус тоже не удостоил вниманием небрежение старшего альфы и спокойно отправился с нами обедать.

— Ну и напугали вы всех, Вольфдерлайн. Я уже готовился принимать ваши обязанности.

— Не утруждайтесь, много думать для вас вредно, — отрезал папочка.

Мне все меньше нравился оборот, который принимало дело. В конце концов эти двое, несмотря на затаенное взаимное недовольство, многие годы действовали в идеальной связке.

— Грубо. Тем более что старшекурсника пришлось доставить к Пенну. Вы у нас нынче плохо контролирующий себя оборотень?

— Я извинюсь перед ним, — внезапно признал неправоту папа. — Мне следовало сначала поговорить. В силу разницы в возрасте это было бы уместно.

— Разумеется. Мальчик с высоким потенциалом. Рано или поздно он сдаст экзамен и станет одним из признанных лидеров вашего клана. Он запал на выбранную вами женщину. Такое по неопытности случается сплошь и рядом. Видимо, он исключительно вас уважает. Уважал.